Ведьмин Лог - Страница 90

ГЛАВА 10

Я очнулась, когда солнышко, заспанное и бледное, начало неуверенно продираться сквозь подлесок. По земле ползли клочья тумана, какая-то птаха щебетала на весь лес, радуясь тому, что сумела уцелеть, или попросту это была такая жизнерадостная бестолочь, и жизненные передряги ее не трогали. Я лежала щекой на муравейнике, завернутая в стеганый кафтан. Та пола, которой я была укрыта, мало того что была разодрана в клочья, дак от нее еще разило паленой шерстью. Муравьи, всю ночь терпеливо сносившие мое соседство, с восходом солнца набрались смелости и вышли всей семьей оценить свалившееся на их головы счастье. Столько сонной еды разом они отродясь не видели, но работы не боялись и, решив, что тянуть не стоит, принялись по кускам меня таскать в муравейник. От этого я и проснулась, вскочила и затрясла головой, сбрасывая с себя трудолюбивую мелочь. Лес был чист, светел и совершенно пуст.

– Эй! – позвала я, поняв, что не представляю, где вообще нахожусь.

Пошла, ноги болели, а руки ныли так, словно я у Силантия в кузне накануне работала за молотобойца. Никакой поляны поблизости не было, не было даже мало-мальского пятачка, свободного от леса, где нам с Подаренкой можно было бы схлестнуться. Ночью все кажется не таким. Чего в полночь насмерть перепугаешься, при солнце даже и не разглядишь порой. Однако все равно какие-то вывороченные деревья должны же были остаться! Болота я, опять же, на куски развалила…

Я потянула носом, надеясь уловить жуткий трупный запах, и с удивлением почувствовала, что откуда-то тянет гарью. Пришлось ковылять по подлеску, как старой собаке, едва не на трех ногах. С веток дождем сыпалась роса, обещая жаркий день, а пока меня трясло и зубы стучали. Я потуже запахнулась в кафтан, оставленный Илиодором, с удивлением обнаружив на груди неприятную трехгранную дырочку в ореоле запекшейся крови, с перепугу даже еще раз позвала Илиодора, подумав, не стоит ли вернуться и пошарить по кустам, а то, может, лежит сейчас и медленно умирает от страшных ран. Развернулась, но так и не поняла, откуда я только что приковыляла. Где искать муравейник и смертельно раненного Илиодора в этом непролазном осиннике, было совершенно непонятно, и я выкинула глупую идею из головы, утешив себя мыслью, что златоградец, будучи при смерти, навряд ли стал бы заворачивать меня в кафтан, чтобы потом уйти, как гордый лось, в чащобу, дабы скончаться там в одиночестве. Скорее, на мне бы и умер, чтобы оценили подвиг, напоследок все уляпав кровью, и я бы тоже умерла, очнувшись в обнимку с окоченевшим трупом, а если б не умерла, дак еще бы намучилась, отрывая его от себя. Представила, каково бы мне было, – сначала скривилась, потом похихикала. Так, сама себя развлекая, я и выбралась к людям.

Оказалось, спать меня уложили в двух шагах от Вершинина. Вид у поселка был жуткий, словно по нему прошлась разбойничья армия. Из крайних домов не уцелел ни один. Унылые пепелища тянулись вправо и влево от меня так далеко, что делалось тоскливо на душе. Кое-где от сгоревших домов еще шел дым, потому казалось, что в черных после пожара печах кто-то варит жуткую похлебку. Очень воняло печеным мясом, я даже думать побоялась почему. Правда, стоило выбраться из леса – ответ пришел сам собой: повсюду лежала дохлая, вздувшаяся скотина вперемежку со старыми костями, трупиками лесных тварей и чем-то, что я вначале приняла за вывороченные пни и обгорелых детишек. Я вскрикнула, тут же придавив собственный крик ладонью, и впервые в жизни увидела настоящую, хоть и мертвую навку. Сперва мне и впрямь показалось, что не врут легенды и спины у нее действительно нет, а видны внутренности. Поборов брезгливость, я прутиком откинула толстые, не как у людей волосы и вздохнула – спина у нее была на месте, просто кожа бугрилась и лоснилась отвратительно. Полная недобрых предчувствий, я, собрав силы, припустила бегом к дому Нади.

Вскоре стали попадаться целые дома и живые люди, которые затравленно смотрели на меня через заборы, не говоря ни добра, ни худа. Когда добежала до Надиного дома, сердце бухало, как барабан. Костоправка жила почти в самом центре поселка. И туда же, к Надиному дому, тянулись, как я поняла по остаткам, хищные языки пожаров. Все улицы были распаханы так, будто у Фроськи имелась целая армия кротов-переростков. Всюду попадались порубленные умертвил. Ссохшаяся кожа, костистые руки, судя по одежде – наши, здешние, из тех, кто тонул в болотах начиная с незапамятных времен. А еще я заметила, что большая часть поднятых Подаренкой покойников молилась Пречистой Деве. Оно и понятно – в старину мертвых сжигали, разумно опасаясь плодить нечисть. Даже жрецы Хорса, клявшиеся, что нет никакого бога, кроме Солнца, хитрили, уверяя, что огненное погребение угодно небесам: даже ребенку понятно, что они больше боялись некромантов, чем кары небесной. Это уже нынче повелось закапывать – дров им жалко, что ли? Да и об армиях мертвецов со времен войны с магами никто не слышал. И вот поди ж ты, сподобились.

Надин дом уцелел. Выглядел, правда, так, что всякому было за версту видно, что его отчаянно штурмовали. Трупов вокруг не было, зато не было и дома кузнеца. Он единственный во всем поселке до сих пор горел, точнее догорал, и никто не рвался его тушить. Сам Силантий стоял в окружении односельчан, печально понурив голову, словно провожая в последний путь внезапно ушедшего друга. Вид у него был усталый, одежда и на нем и на сотоварищах была разодрана в клочья, обожжена и окровавлена. Большей частью все были изранены и щеголяли свежими повязками, казавшимися в соседстве с прокопченной рваниной ослепительно-белыми. С дальней стороны прискакал на белом скакуне всадник в праздничной красной епанче поверх драного кафтана. Чуть не стоптал меня конем, однако я не успела накричать на бестолкового. Мытный, как черт, спрыгнул и притиснул меня к груди, выдавив из легких весь воздух и лишив дара речи.