Ведьмин Лог - Страница 73

Подаренка ж грызла ногти, досадуя и злясь на саму себя. Кем надо быть, чтобы упустить такой шанс! Такой невероятный, великолепный шанс – прихлопнуть сразу двух старых перечниц! Ах, если б у нее самой была помощница! Или две! Как славно все могло бы получиться! И кляла себя, что не догадалась завести себе учениц. Годика-двух хватило б за глаза, чтобы натаскать их в каком-нибудь одном, но очень мощном чернокнижном заклятии. Конечно, потом бы придушила пакостниц, но как же она не догадалась завести учениц! А как ей самой в голову не пришло – показаться всей этой компании на глаза, а потом улепетывать по лесу, заранее придумав в нем ловушки?

Теперь Фроська смотрела на закипающую кашу и понимала, что безнадежно поторопилась, погорячилась. Годика через два б все начать… Эх, Жабиха, рано ты померла! И тут же решила для себя – точно, это Жабиха во всем виновата.

Медведь, таскавший ей аккуратными охапками сушняк и все дергавший носом в предчувствии скорого обеда, охнул вдруг, неловко вывалил свою ношу у костра и, присев на корточки, ухватился за живот, задышав часто-часто, и, преданно глядя Фроське в глаза, пожаловался:

– Чегой-то мне…

В следующий миг его кинуло назад, словно кто-то невидимый въехал огромным кулачищем снизу вверх. Фроська проворно вскочила и, схватив Медведя за липкие патлы, пронзительно завизжала.

– А ну смотри мне только в глаза! – с проклятием потребовала, тут же визгливо начав выкрикивать Хорька: – Тащи мне сумку живее, я этого кабана не удержу долго!

Августа и Рогнеда в этот миг колдовали над клоками шерсти, подобранными шаманкой еще во время первого сражения на болоте. Больше всего там досталось медведю, вот с его шерстью они и ворожили, как всегда предварительно поцапавшись. У Августы были серебряный ножичек и фитилек, при помощи которого она, простая в мыслях и поступках женщина, предлагала извести бугая. Лишив Фроську его грубой медвежьей силы, а заодно и с самой ведьмочки гонор сбив, с чем Рогнеда была не согласна. И, тонко улыбаясь, шаманка деликатно отстраняла пухлой ручкой клокочущую Августу.

– Тоньше надо быть, умнее. Смотри, а если он нам сам Ефросинью в руках принесет?

– Лешего лысого он тебе принесет! – протестовала Августа. – Фроська чай не бестолочь последняя, разом неладное почует.

– А мы деликатненько, – улыбалась Рогнеда, быстро рисуя на гладком столе меловой узор. – Мы его, миленького, потихонечку, полегонечку отведем в сторонку, возьмем под белы рученьки…

– За жабры – и лбом об пенек, – гнула свое Августа, однако не вмешивалась. Ей с утра было так пакостно, как только может быть старухе ее возраста после целой ночи хлопот, таскания по лесу и всяческих давно уже не предусмотренных режимом излишеств. Едва она открыла утром глаза, как сразу поняла, что уже стара. Свинцово-тяжелое тело буквально распирала тупая давящая боль, поселившаяся где-то в груди и выстреливавшая жгутиками молний во всех направлениях: в лоб, в глаз, в желудок, в ноги – смотря чем Августа собиралась пошевелить. Это когда они резво сорвались за Подаренкой, а она думала, что она еще ого-го. А стоило помахать два дня крыльями без передыху, да надсадиться на заброшенном кладбище, да потом, после всего этого, вместо сладкого чая да теплой перинки висеть на Афиногеныче, который плакал и бил себя в грудь, а сам из тесемок фартука удавочку мастерил, то поняла, что уже не молодка. Хорошо хоть Сашко с Марго-щей не подкачали.

Шишиморкина Зюка, тайком выпущенная из ларя, всю ночь рыскала по лесу, как собака, выискивая следы, и под утро вернулась вся грязная, но довольная, обрадовав всех тем, что «злая бежала, бежала!», и руки ее как веточки махали во всех направлениях, даже под ноги. Сашко, за эти дни научившийся понимать ее, перевел это так, что Подаренка где-то между Березняками и Зарубом.

– С чего это ты так решил? – с сомнением в голосе поинтересовалась Марта, тоже порядком вымотанная приключениями.

– У него целая армия, или банда, не знаю, как обозвать, – объявила Маргоша, единственная во всей компании не потерявшая аппетита и приятного цвета лица. Она сидела за широким столом и плотоядно, с придыханиями, грызла солененькую селедочку, белыми зубами вырывая сочные куски из спины и разжевывая с таким видом, закатыванием глаз и стонами, что невольно у всех, кто ее видел, начинало урчать в животе.

Сашко покраснел, а Маргоша, довольная, засмеялась чувственным грудным смехом, подмигнув Ваську:

– Скоро он у тебя корону твою отберет. Набрал целую прорву ведьминых внучков, и теперь они сидят вдоль всего тракта, до самого Серебрянска.

– Я подумал… – стал смущенно мять шапку Сашко, – не может же она всем глаза отвести.

И он был прав. Всем без исключения Фроська глаза отвести никак не могла. В этом она убедилась еще в Урочищах, когда местный злобный люд пытался сжечь ее в доме ведьмы как убийцу Жабихи, уверенный в том, что это она старуху забила поленом за то, что старая ее наказывала. Насилу ноги тогда унесла.

– Хорек, иглу из мешка вынь, живо! – кричала она, вцепившись Медведю в голову уже двумя руками. Тот выл и мотался всем телом, но, к счастью, пока не мог оторвать от нее взгляда и от этого мучился.

Рогнеда его звала изо всех сил. Она с утра себя чувствовала не лучше Августы, и стоило только раскрыть глаза, как поняла, что сегодня она Ланке с Маришкой не помощница и не защитница. А тут как раз ворвалась Марта, заявив:

– Эй, старая, хватит дрыхнуть! Вон внучки мои уже в дорогу собрались.

Мытный в сопровождении Серьги и Селуяна действительно любезно подсаживал Лану, придерживая стремя. А златоградец пытался втиснуть в кожаную походную котомку самозабвенно растопыривающую лапы Маришку. И, судя по озадаченному его лицу и наглючей морде последней, она и в кошачьем обличье сумела поставить себя так, что парень не решался схватить ее за загривок и, тюкнув пару раз о коновязь лбом, сунуть своенравную животину туда, где ей самое место.