– А Мытные-то при чем тут?
– О! – подскочил забывший, о чем шла речь, Пантерий. – Мытные здесь лет тридцать назад появились, как сейчас помню… – Пантерий спохватился и закашлялся. – Маманя… тьфу ты, бабаня рассказывала. Чину-то папенька ваш, Яким, был небольшого, хоть и роду боярского, и бегал у Великого Князя но молодости на поручениях, что, понятно, крайне ему обидно было. Уж не знаю, какая его нелегкая занесла в наши края, но, видно, достал он всех в столице, его и послали… А он не обиделся, поехал.
У Илиодора открылся рот, боярин тоже вздулся, собираясь рявкнуть, но тут заинтересовавшаяся Лана навалилась ему на плечо, и крика как-то не получилось.
– Поотирался Мытный здесь с годик. Что-то с купцами провернул, где-то ворам пособил, где-то голове помог, надавив боярским авторитетом. Шастал-шастал по округе, да и угодил в Ведьмин Лог. А ночью дело было. Заплутал, с дороги сбился, попал на болота. Бредет по колено в воде. Мерзко, пакостно. Думает: остановлюсь – к утру околею, не остановлюсь – как есть потопну. Вдруг глядь – островок. А на островке нет ничего, только гроб каменный. Ведьмы-то, как Чучелка разбилась, всю землю с того места срыли да в том гробу и похоронили на болоте, от греха подальше.
Слушая Пантерия, все как-то позабыли про карты. Илиодор поводил туда-сюда глазами и вдруг нагло выкрикнул:
– Тридцать шесть! – не имея на руках даже девяти очей. Я поразилась такой наглости, а зачарованный Пантерием народ даже не удосужился проверить, по праву ль златоградец к себе денежки сгребает. Черт же все рассказывал:
– Яким хоть и не ведьмак, а что место нехорошее, сразу сообразил. Думает, ну его к лешему, стороной обойду. Только ногу занес, глядь – кладень золотой блестит. Не на болоте ж его оставлять. За ним другой заметил, третий. Так до самого гроба и добрался.
– Ой, мамочки… – прошептала Ланка, вцепляясь Мытному в рукав.
Боярин тут же для уверенности подгреб меня к себе поближе, прижал и начал, набычившись, смотреть на подростка. Видя, что руки у боярина заняты, черт принялся бросать ему карты в открытую. Боярину выпало двадцать одно. Уланский командир расстроился:
– Что ж мне так не везет сегодня, – и показал всем свои карты, – двадцать. Против ваших не катят.
– Двадцать четыре, – уверенно заявил Илиодор, сжимая в кулаке жалкие тринадцать очей.
Черт удивленно вскинул на него голову, но тот не отвел взгляда и даже не покраснел, сграбастывая к себе деньги. Я напрягла лапы, пытаясь высвободиться, но не тут-то было! Признаться, так меня тискали впервые.
– …а гроб стоит, мордами страшными разукрашен. В боку дырочка, вроде как пробкой заткнут. Яким не удержался и саблей эту пробку выковырял.
Даже свечи от страха нервно дернулись, а пара даже потухла под зловещий шепот черта.
– Сначала-то золотишко хлынуло. Монетами старыми, тертыми, а потом ка-а-ак зыркнет глаз, кровью налитой!
– А-а!!! – тонко запищала Ланка, я зашипела, выгибая спину.
Уланский командир вскочил, хватаясь за саблю, а Илиодор поддернул к себе беспризорный кладень. Мытный сжался в кресле и, ухватив меня, принялся осенять все вокруг, словно иконой Пречистой Девы, а черт зашелся уж совсем демонически:
– Яким орет, бежит по воде как посуху. Долетел до Дурнева, ворвался в чью-то избу, народ шуганул саблей, сам забрался на печь, а там давешний ужас из гроба уже сидит, улыбается. До утра его по селу гоняло, пока не загнало на Поганый пустырь. Нехорошее место, там некроманта народ на вилы поднимал, там еще в древнюю пору жертвы человеческие приносили.
– Ы-ы… – Наша покойница принялась бегать из угла в угол, стуча невидимыми зубами.
Я выпучила глаза, чувствуя, что останусь без шкуры в руках впечатлительного Адриана. Илиодор попытался забрать меня из его рук, но проще было руки отрубить, тогда хозяин расстроился и увел еще один кладень. Как он может в такую минуту о деньгах думать? Черт же азартно расшвырял карты каждому, возвестив:
– Пять даю! – двинул деньги в кучу и, ухмыляясь, перешел на совсем уж на зловещий шепот: – Прижала мертвячка Якима, не вздохнуть, ни пошевелиться, коготками черными грудь терзает, а говорит ла-асково так: «Что ж ты, миленький, бегаешь от меня? Я тебе зла не желаю. Коли будешь меня во всем слушаться – до-олго еще проживешь. А коли мне поможешь ведьм логовских извести, за смерть мою отомстить, так еще и богатеем сделаю», – и расхохоталась так, что у Якима кровь в жилах застыла. Вот на том месте енту управу поставили, – просто закончил он.
– Ну, мне пора, – присела в поклоне Ланка, – до дому… – крутнулась вокруг себя, пытаясь нюхом найти, где заветная роща с отсыпающимся надежным Серьгою, и дунула во все лопатки к двери, не рассуждая, как это народ воспримет.
– Хе-хе-хе-хе, – раздельно и нехорошо посмеялся ей вслед Пантерий, – ишь как мотануло! Щас клад свой проверять будет, – и, глянув на удивленных партнеров, объяснил: – У нас отчего так много бродячих покойников? Оттого что кладов нечестивых зарыто без счету.
– И где? – сразу вскинулся Илиодор.
– Да везде! – широко повел рукой Пантерий и, хитренько глянув, предложил: – Если интересует – покажу.
За дверьми пронзительно взвизгнуло, я навострила уши, а остальные удивленно повернулись, вслушиваясь: чего это там опять? Я сначала увидела, как в дверь протиснулось плечо, а потом показался и весь Серьга – новый охранник Мытного. Он удивленно рассматривал обнаженную саблю, с которой капало что-то зеленое и ощутимо воняло тленом.
– Чего это у вас такое бегало, прозрачненькое? – Серьга очень натурально смутился и даже изобразил этакого дурачка, который пытается рукавом незаметно вытереть клинок и сунуть в ножны.