Ведьмин Лог - Страница 117

117

– Дождались, вашу мать, и у нас праздничек!

– Маришка! – раздался в доме отчаянный крик Пантерия.

Первая летняя ночь не принесла Малгороду счастья. Окраина кишела огнями, там скакали синие кафтаны с факелами в руках, еще дюжины две шли пешком с нами – не поймешь, то ли охрана, то ли уже конвоиры. Там и здесь бесцеремонно стучали сапогами в двери, ревя на весь городок:

– Ставни, вьюшки в печах закрываем! Скотину запри, деревня! И чтоб до утра носу не казали!

Всклокоченные хозяева спешили выполнять приказы, а кто зябко переступал на крыльце, тех поторапливали тумаками, а то и ножнами по загривку. На околице, где народу было больше всего, в кругу света лежал бородатый мужик в синем кафтане, в ухе – золотая серьга с номером, рядом – конь, оба разодраны чуть не надвое.

– Вот, извольте видеть, – оставленный комендантствовать в Малгороде командир Рысьей сотни взял в руки факел и поднес огонь чуть не к самому покойнику, чтобы легче было рассмотреть жуткие раны.

Я заметила, что Великий Князь на своих любимцах не экономил: коль считается сотня Рысьей, то и на шапке околыш из рыси. Илиодор вон у медведей переодевался, дак в медвежьей шапке щеголяет. А вообще думала я о всякой ерунде, чувствуя, что счастливый мой вечер кончился и Фроська снова встает поперек моей дороги этакой кровавой раскорякой. Вон и разговоры какие-то про страшного волка слышны. Илиодор с факелом стоял над убитым и глядел на него так, словно тот специально ему вечер загубил, но, поймав мой взгляд, покачал головой, глазами умоляя не устраивать визготни сейчас. Распорядился держать до утра всех горожан взаперти, караулить в оба, а самим караульным меньше чем дюжиной не ходить. Княжьи люди в Малгороде, видимо, знали уже, что он инквизитор, а потому не перечили и слушали со вниманием, даже хотели сопровождающих выделить, когда он, распорядившись, велел дать лошадей для нас троих (Пантерий тоже крутился под ногами, но никто инквизиторского мальца шугануть не смел).

Илиодор от сопровождающих отказался, зато попросил присматривать за Зюкой, мало ли, вдруг примется рваться из дому, так ни в коем случае не выпускать. Я, проклиная платье, вскарабкалась в седло и целый час, пока мы скакали в знакомом направлении – все к той же Чучелкиной могилке, только с другой стороны – от Малгорода, молчала, копя злобу и отчаяние. Пантерий тоже сопел, но как-то равнодушно, словно заранее смиряясь с тем, что увидит, и этим ставил меня в тупик. Вот когда он ворвался с утра, это было нормально, это было в его духе, а теперь непонятно что происходит. Не околдовал ли его златоградец?

Внезапно на дорогу перед нами выскочил волк, серый хвост хлестнул тощие бока, а из горла вырвался клокочущий рык. Я, не успев опомниться, швырнула в него молнией, а Илиодор резко дернул поводья, заставив коня встать на дыбы и перегородить нам дорогу.

– Все, она уже здесь, – начал он внимательно всматриваться в темноту.

Я сразу поняла, КТО она, и скрипнула зубами:

– Так вы что, ее в самом деле оживили? Полностью?

– Нельзя мертвого полностью вернуть в мир живых, – отчеканил Илиодор, вертясь в седле. Тьма стояла не летняя, а рваными клочьями, которые сползались и густели вокруг нас. – Мы вернули лишь часть ее души. Теперь она себя считает живой, не может уйти от могилы, но будет искать себе лекарство, словно раненая.

– Это и есть ваш резонатор? – мертвея, спросила я.

– Самый надежный из всех возможных, – кивнул Илиодор и замер наконец, словно нашел то, что так долго высматривал.

– Сволочь ты! – прошипела я. – Не хочу иметь с тобой ничего общего!

Он покивал головой, соглашаясь со мной, но предупреждая:

– Только не отходи сейчас от меня далеко.

– Щас. – Я осторожно сползла с седла, встряхнулась и на мягких кошачьих лапах кинулась в темноту.

– Стой, Маришка! – испуганно взвизгнул Пантерий, но удержать меня не было уже никакой возможности, я стремительно юркнула под низкие ветви и скачками полетела вперед, туда, куда смотрел Илиодор.

Через сто кошачьих прыжков я услышала урчание и чавканье, похожее на то, которое изображала Ланка, когда пугала упырями. Тьма стала как будто прозрачней, и я смогла оглядеться. Увидела, что тени стеной стоят вокруг полянки, а посреди нее в своем богатом платье сидела Подаренка и что-то судорожно заглатывала. Сначала я видела только, как горбится ее спина, потом увидела детские пеленки на траве, а затем и то, что она ела. Мир перевернулся трижды, и только влетев мордой в шиповник, я догадалась, что со всех ног несусь прочь.

Илиодор и Пантерий, видимо, крались следом, потому что черт молча кинулся, схватив меня так, что я не смогла ни вырваться, ни даже заурчать.

– Тихо, глупенькая, тихо, мы все знаем.

Илиодор стоял, глядя на меня печально, в бледном свете луны его волосы серебрились. Вынув саблю, которая однажды уже отняла у Подаренки жизнь, он отдал мне шутовской салют и криво улыбнулся, сказав:

– Наверное, мне следовало выбрать госпожу Августу или увезти вас раньше, чем все это начнется.

– А я тебя сразу предупредил, – качнул головой Пантерий, глядя на Илиодора. Тот вздохнул:

– Да, я и сам уже вижу. – И он посмотрел на меня, зажатую в лапищах черта.

Поскольку Митруха пареньком был небольшим, златоградцу пришлось присесть, чтобы наши глаза оказались друг против друга:

– Прости, Маришка, я знаю, ты меня сейчас ненавидишь. Ты удивительный человек, я, признаться, как-то иначе представлял себе ведьм. – Он улыбнулся против воли, одними глазами. – Ближе к твоей бабушке магистерше, что-то такое колючее и презирающее обывателей. В моей семье, например, считается, что вернуть колдовство ценой нескольких сот или даже тысяч жизней, таких вот простых дурневцев или малгородцев, это нормально, это даже дешево. Только Пантерий мне сегодня сказал, что я дурак и что ты скорей сцепишься с Фроськой насмерть, чем позволишь существовать этому чудищу хотя бы еще одну ночь, так что я могу поставить жирный крест на своей дурацкой идее и максимум на что надеяться, так это провести последний вечер приятно. Что я и сделал. – Он улыбнулся так искренне, что я даже перестала вырываться из лап Пантерия. – Поскольку мне проще умереть, чем отказаться от своей мечты, я сейчас пойду и сложу там свою голову в знак искреннего раскаяния. Только на многое не надейтесь, сил у меня действительно чуть. Даже кошка не чихнет. Но я надеюсь, что хотя бы мертвого вы меня потом, перебесившись, простите. – Он развернулся и пошел сквозь кусты, не очень-то и таясь.

117